«Со времени существования СССР информационные системы значительно изменились. Теперь кибербезопасность относится не просто к линиям связи, а к сложноустроенным информационным системам, поэтому ее необходимо обеспечивать. В период с конца 1990-х годов и до настоящего времени России удалось сохранить и развить компетенции в сфере кибербезопасности. Сначала развитие отрасли кибербеза происходило на уровне госсектора, но потом вокруг него стали возникать сильные коммерческие компании. Сейчас в России сфера кибербезопасности находится на очень высоком уровне», — описал ландшафт ИТ-сферы Шойтов.
«В массовом формате создание некоторых отечественных технологий требует больших усилий. Но что касается напрямую средств информационной безопасности, то у нас есть огромное количество российских решений, на которых приходится примерно 90% рынка», — добавил замминистра.
«Страна находится в сложной ситуации. Такой уровень и масштаб кибератак затруднителен для любого государства вне зависимости от уровня развития. Но если говорить в целом, то мы, безусловно, выстояли. Конечно, были отдельные „пробивы“, но с ними оперативно работали», — рассказал он.
«Мы не должны останавливаться на достигнутом. Мы уже видим, как меняется отношение общества и руководителей компаний к кибербезопасности. Если раньше все это воспринимали как дополнительную нагрузку, то сейчас персональная ответственность за соблюдение кибербезопасности фактически закреплена в законодательстве», — указал Шойтов.
«Для российских ИТ-компаний сейчас наступила жаркая пора. Все крупные ИТ-компании в стране просто счастливы. Во-первых, они забирают или уже забрали лучших специалистов, которые работали на иностранные компании. Во-вторых, если раньше у отечественных игроков была тяжелая борьба за клиентов, то на сегодняшний день проблем с заказами не стало», — прокомментировал Шейкин.
«Конечно же, для того чтобы мы начали создавать хотя бы что-то подобное, понадобится очень много времени и совместный труд государства и бизнеса. Но у нас есть четкое понимание, что к 2025 году по критической инфраструктуре мы должны будем перейти на отечественное ПО, поэтому здесь предстоит большая работа», — подытожил Шейкин.
«Импортозамещение — это объемная тема, поэтому мы предлагаем разные инструменты, как можно поддержать проекты в рамках импортозамещения, на которые выделяются гранты „Сколково“. В этом году у нас уже появились заявки по реализации проектов, касающихся замены полного технологического стека — это и серверы, и системы виртуализации, прикладные решения и т. д.», — поделился своим опытом он.
«Но сейчас именно необходимость переходить на отечественные решения заставляет сделать прорыв и дорабатывать или внедрять недостающие функции. Здесь важна консолидация рынка в плане требований, предъявляемых заказчикам», — говорит Борисов.
«Мы видим, как эта стратегия действительно реализуется. Например, 2018 год — выход директивы о преимущественном использовании отечественного ПО для госкомпаний на трехлетний период (2918−2021 годы). Дальше, 2020 год, — постановление о квотировании оборудования. В рамках этого постановления введены квоты на долю российского оборудования в рамках закупок 223-ФЗ. 2021 год — директива по цифровой трансформации на период 2021—2024 годов. В периметр этих стратегий по цифровой трансформации инкорпорированы задачи в области импортозамещения ПО. Этот год — появления КПЭ/целей для госкомпаний в части импортозамещения радиоэлектронной продукции. В практическом смысле количество регуляторных задач в ИТ-отрасли, особенно для госкомпаний, уже достаточно высокое. В принципе, компании на протяжении всего этого времени с различными темпами реализовывают все указанные инициативы. И мы видим, как бурно развивается ИТ-индустрия. Буквально несколько лет назад в реестре российского программного обеспечения было менее 5 тыс. продуктов. Цифры от Ассоциации разработчиков программного обеспечения „Отечественный софт“ (АРПП) на август 2022 года — более 14 тыс. российских продуктов в реестре ПО. Мы видим, как меняется рынок и как растет потребность в российских ИТ-решениях. Сейчас настало время кропотливой работы в виде практической реализации всех этих задач, а также в использовании возможностей в части мер ИТ-поддержки со стороны государства. Применительно к нашей компании (ПАО „Ростелеком“) такая работа ведется, на уровне группы компаний в реестр российского ПО включены порядка 170 продуктов», — прокомментировал Халитов.
«Заказчики с разработчиками работают в полной связке. С одной стороны, они формируют потребности. С другой, — быстро разворачивают проекты по закрытию болевых точек», — объяснил эффект Дождев.
«Основная сложность — время, которое необходимо посвятить формированию требований к продукту, упаковке проектов. Конечно, это все не так быстро, но тем не менее текущие обстоятельства диктуют совершенно иные сроки, чем те, к которым многие заказчики привыкли», — рассказал он.
«Мы не можем сильно спрогнозировать, что будет дальше, но это во многом зависит от развития политической обстановки. Отрасль связи все-таки довольно статична в своих базовых потребностях, но при этом она всегда была динамична и быстро реагировала на все изменения как в технологиях, так и в политической конъюнктуре», — добавил он.
«Мы где-то пять лет назад пытались сделать замену одного зарубежного решения. Помню, как пришел руководитель разработки и сказал, что эту задачу будет выполнить абсолютно нереально. Для реализации такого продукта, по его мнению, понадобились бы миллиарды долларов, тонны рабочих часов, а еще лучше — нанять несколько тысяч индусов, которые писали бы за нас код. Но, несмотря на это, мы начали разработку, и постепенно, по мере накопления опыта, необходимое ИТ-решение получилось», — призвал Никитин.